Есть посадка! Жезказган, 3 сентября 2017 г.

3 сентября 2017 года в заданном районе в 148 км юго-восточнее Жезказгана совершили посадку космонавты. Командир экипажа Фёдор Юрчихин, Герой Российской Федерации, лётчик-космонавт, для него это пятый полёт. И первый – для астронавта NASA Джека Фишера, военного лётчика. Астронавт NASA Пегги Уитсон – американский биохимик, первая женщина-командир международной космической станции, пробыла на орбитальной станции почти год – с 17 ноября 2016 года. Пегги Уитсон совершила три космических полёта. Суммарное время пребывания на орбите составило 665 суток 22 часа, что является абсолютным рекордом по длительности работы в космосе среди женщин и среди всех астронавтов NASA. Выполнила десять выходов в открытый космос общей продолжительностью 60 часов 19 минут. 30 марта 2017 установила рекорд по общему пребыванию в открытом космосе женщины-астронавта. Обладатель рекорда продолжительности полёта среди женщин – 289 суток 5 часов.

С рассветом вертолёты со специалистами оперативно-технической группы вылетели с аэродрома в Жезказгане к месту посадки. Вместе с ними мы наблюдали за тем, как под раскрытым куполом парашюта совершил посадку спускаемый аппарат. Космонавты, эвакуированные из СА, уже через несколько минут пришли в себя, улыбались и приветственно махали руками встречающим. Не каждому выпадает такая удача – быть в числе встречающих. Некоторые, желающие во что бы то ни стало эту мечту исполнить, стали участниками экстрим-экспедиции «Найти упавшую звезду». На этот раз на десятке внедорожников в расчётную точку приземления прибыли участники 18-ой экстрим-экспедиции, которые смогли наблюдать за посадкой космического корабля, действиями поисково-спасательных сил, эвакуацией космонавтов и работой со спускаемым аппаратом. «Впечатления незабываемые!» – признались участники-экстремалы.

«Космический» врач Николай Махов

Будни врача Николая Махова – приём пациентов в медсанчасти №70 Федерального медико-биологического агентства (МФБА) России в Екатеринбурге. Но на время запуска пилотируемых космических кораблей и посадки космонавтов Николай Ефимович в качестве заместителя руководителя оперативно-технической группы по медицинскому обеспечению «Росавиации» участвует в организации подготовительных мероприятий и вылетает в Казахстан. Возглавляемая им бригада медиков занимается космонавтами в первые минуты и часы после посадки.

Связь с космосом

С Николаем Ефимовичем мы разговариваем 2 сентября, накануне очередной посадки космонавтов в районе Жезказгана. Привычно, организованно сотрудники оперативных служб, прибывшие в Жезказган на вертолётах из Караганды, разместились в автобусах и разъехались по гостиницам. Медслужба обитает в гостинице медицинского центра. Николай Ефимович считает жезказганский медцентр современной передовой клиникой. А коллеги из центральной городской больницы Жезказгана (наряду с областной больницей Караганды) готовы при необходимости оказать космонавтам необходимую помощь – такой приказ издан управлением здравоохранения Карагандинской области.

Есть примеры успешного сотрудничества «космических» медиков с казахстанскими коллегами.

– Был случай с европейским космонавтом. Он возрастной, 54 года ему было, и после посадки у него появились вестибулярные нарушения, то есть головокружение, тошнота, рвота. Его молодой полётный врач вколол ему препарат, эффекта не было, вколол ещё раз, а в вертолёте у космонавта начались боли в животе. Его доставили в областную больницу города Караганды, где нас встретили врачи, провели анализы, поставили капельницу. Ему стало лучше, на обратном пути в аэропорт он уже осыпал комплиментами наших молодых медсестёр. Мы пришли к выводу, что функциональные нарушения возникли из-за передозировки препарата, у которого имеется побочный эффект в виде кишечной колики. По представлению «Роскосмоса» карагандинский врач был награждён медалью.

– Кроме того, в состав нашей медицинской группы входит врач из Казахстана, – продолжает Николай Ефимович. – Его задача – применение средств группы А в случае необходимости. Наркотические средства может назначить только гражданин Казахстана, имеющий лицензию и допуск. Мы хотели сами получить лицензию, но пришли к выводу, что проще достичь соглашения с казахстанской стороной о предоставлении нам соответствующего специалиста. Это, как правило, опытный хирург, а ещё один хирург на месте посадки никогда не помешает. Республика Казахстан оказывает нам большую помощь, и мы рады этому сотрудничеству.

Николай Махов врач и бывший военный, хотя говорят, что военные бывшими не бывают. И та, и другая профессии, по его признанию, накладывают определённый отпечаток на характер. Он родился в городе Старая Русса Новгородской области, окончил факультет авиационно-космической медицины военно-медицинской академии в Ленинграде. Служил врачом в полку дальней авиации в Кустанае, начальником медслужбы передового поисково-командного пункта, который занимался поиском и спасением космонавтов и работал по беспилотным космическим объектам. В течение 10 лет был нейрохирургом, потом начальником бригады неотложной медицинской помощи. Затем был начальником лаборатории авиационной медицины Сибирского военного округа в Новосибирске, начальником лаборатории авиационной медицины и председателем врачебно-лётной комиссии лётного состава в Екатеринбурге. 

Связи с космосом Николай Махов никогда не терял. Как человек, обладающий опытом в медицинском обеспечении посадок, всегда привлекался на усиление бригады неотложной медицинской помощи. Какое-то время он проработал в частной клинике, а потом ему предложили должность, которую он занимает в настоящее время – заместитель руководителя оперативно-технической группы по медицинскому обеспечению «Росавиации». В состав этой оперативно-технической группы входят представители разных структур: бригады неотложной медпомощи Федерального медико-биологического агентства (ФМБА) России и ВВС РФ, «энергетики» – команда технического обслуживания от РКК «Энергия», представители «Рос-авиации». Руководит группой «Росавиация».

Никогда не порывал связи Николай Ефимович и с практической медициной, он врач-эксперт в медсанчасти №70 имени Брусницына Федерального медико-биологического агентства (ФМБА) России.

– Николай Ефимович, а сами не хотели быть космонавтом?

– Нет, почему-то никогда не хотел. И никто из моих знакомых, которые занимаются подобной работой, не говорил, что хотел бы стать космонавтом. Хотя вот у Сергея Малихова, начальника команды технического обслуживания, которая входит в состав оперативной группы, зять Олег Артемьев недавно слетал в космос. Он всю жизнь об этом мечтал. Рос на Байконуре, работал в ракетно-космической корпорации «Энергия», оттуда и поступил в отряд космонавтов. В отряд космонавтов набор идёт из военно-воздушных сил, из «Энергии», одно время врачей набирали. Но врачей уже давно не берут, мало нас слетало в космос. 

– Как узнать, пригоден ли ты к полёту в космос?

– Туристом может полететь любой более-менее здоровый человек, вне зависимости от возраста, что туристы-миллионеры и доказали. Хотя они, конечно, следят за своим здоровьем. После определённых тренировок человек вполне может выдержать полёт. Стать профессиональным космонавтом намного сложнее. Во-первых, там большая конкуренция. А потом, как ни странно, многое упирается в финансирование. Больше денег – больше набор. Недаром летают сейчас в экипаже один наш космонавт и два иностранца. 

Вспомнил: подавали заявление в отряд космонавтов и сотрудники нашей бригады – Илья Рукавишников и Арслан Ниязов из института медико-биологических проблем (ИМБП). Но одно дело подать заявление в отряд космонавтов, нужно ещё туда попасть. И мало попасть, чтобы полететь. Бывает, что человек всю жизнь там прослужил, прошёл подготовку как космонавт-исследователь, а время вышло, и задачи другие, и возраст. И он увольняется, так и не дождавшись полёта.

– Почему же одни несколько раз летают, а другие ни разу?

– Сложно сказать. Факторов много. Видимо, выбирают лучших. Может быть, какие-то личностные качества играют решающую роль. Есть семейные династии, и это тоже, вероятно, принимается во внимание. Вот, к примеру, Роман Романенко слетал два раза. Отец у него был космонавт, дважды Герой Советского Союза. Но и сам Роман человек достойный во всех отношениях, все признают, что он один из лучших наших космонавтов и по состоянию здоровья, и по общению с людьми, и по выполнению своих непосредственных задач. Он пришёл из лётчиков, прошёл военную подготовку. Так что был избран абсолютно заслуженно. Космонавт Сергей Волков тоже продолжатель династии, и тоже успешно выполнял сложные задачи во время своего полёта. Никто не скажет, что они по блату слетали – это достойные, хорошо подготовленные люди. Но, может быть, при всех других равных составляющих это тоже имеет значение.

– Сейчас самое время сказать о том, кто же наиболее подготовлен к полёту в космос.

– По опыту работы с космонавтами могу сказать, что и при посадке, и в период адаптации меньше проблем у врачей возникает с военными и людьми, которые вышли из лётчиков. На самом начальном этапе они проходят жёсткий профотбор, и потом – серьёзную подготовку. Они и психологически готовы к экстремальным ситуациям. Потому что полёт в космосе и полёт на современном истребителе не то чтобы одно и то же, но стоят близко. Навыки операторские у них очень развиты. Это касается не только наших космонавтов, но и американских, и европейских, и казахстанских.

Есть посадка!

– В составе оперативно-технической группы на месте посадки космонавтов работает бригада неотложной медицинской помощи от ВВС – хирург, нейрохирург, терапевт, анестезиолог и две медсестры, – рассказывает Николай Махов. – Всегда принимают участие два представителя ИМБП, а также «усиление» – специалисты ФМБА России из московских клиник. Как правило, это ведущие анестезиологи и хирурги. Привлекаются врачи НАСА и Европейского космического агентства. И, если есть необходимость, можем усилить хирургию специалистами из окружного госпиталя города Екатеринбурга.

Спускаемый аппарат на земле – есть посадка! Специалисты-«энергетики» первыми приближаются к СА и открывают люк. И сразу первый вопрос: как чувствуют себя космонавты? Данные об их самочувствии Николай Махов, который является координатором на этой точке, по спутниковому телефону передаёт в ЦУП и госкомиссию. А потом начинается эвакуация. Кстати, отметил Николай Ефимович, сначала, до эвакуации из СА, космонавты передают доставленные с МКС документы. Это если всё идёт штатно. Если что-то не так, бумаги, конечно, отойдут на второй план. Внутри СА эффективную помощь оказать очень сложно – там нет для этого места. Поэтому, по инструкции, оказание помощи происходит рядом с СА или в медицинском модуле. Прописано даже, что в случае повреждения позвоночника космонавтов эвакуируют в ложементе.

– Главная наша задача, если что-то пойдёт не так, – продолжает Николай Махов, – оказать неотложную помощь и довезти космонавта до ближайшего лечебного учреждения, где условия лучше, специалистов больше, возможностей оказания помощи больше. В случае необходимости и наше оборудование позволяет оказать квалифицированную врачебную помощь непосредственно в палатке или рядом с СА или в вертолёте.

После эвакуации производится первый осмотр.

– Измеряются пульс, давление, сатурация, то есть насыщение крови кислородом. Плюс сейчас у нас, в ФМБА, есть телеметрия: на российских космонавтов, а иногда и на иностранных, если они разрешат, накладываются датчики, и через спутник данные о давлении, пульсе и неполная кардиограмма передаются на Байконур и в 119 больницу города Москвы, чтобы руководство знало, как себя чувствуют космонавты, могли посоветовать что-то, если это будет необходимо. В первые минуты после посадки космонавты чувствуют себя не очень хорошо. Было одно состояние – в невесомости, сейчас, на Земле, совсем другое. И чтобы не провоцировать обострения, их несут в медицинский модуль на руках. Когда-то на носилках носили, но чтобы людей не пугать, сейчас их усаживают и несут в шезлонгах. 

Медицинский модуль ИМБП – это надувная палатка, оснащённая в холодное время года печкой, в жаркое – кондиционером. В палатке три изолированных друг от друга отсека, в которых устанавливаются раскладушки и размещаются космонавты. Половина палатки – это общий коридор, в котором космонавты ходят во время проведения тестов.

В палатке, если всё штатно, с ними начинает работать полётный врач и распределённые сотрудники бригады медпомощи.

– Скафандр с космонавта сняли, протёрли его, потому что он как мышь мокрый прилетает, переодели. Он полежал, отдохнул, напоили чаем горячим или минеральной водой без газа. Были любители подсунуть им фрукты-овощи, арбузы-дыни, но мы с этим боремся. Подержаться разрешаем «на камеру», а потом забираем. Далее в палатке производится подгонка «кентавров». Это устройство – обыкновенная шнуровка, которая надевается на голень и бедро, чтобы нормализовать кровообращение. Надевают их ещё там, в космосе, а здесь мы просто проводим переподгонку. Там же, в палатке, проводятся дополнительные тесты, которыми определяется способность космонавтов к передвижению, влияние невесомости на состояние здоровья. Некоторые тесты, например, дыхательные, занимают несколько минут, степ-тест на вестибулярную устойчивость занимает около часа. Он проводится только с согласия космонавта или астронавта, и с согласия его полётного врача. Там море датчиков, космонавты с ними ходят, ложатся, встают, преодолевают преграды, ходят с закрытыми глазами. Честно говоря, их даже жалко становится. Сейчас у Юрчихина степ-тест не планируется, а Пегги Уитсон, которой 57 лет, согласилась.

На Земле и в космосе

– Насколько сильно отклоняются от нормы пульс и давление у космонавтов во время посадки?

– У всех по-разному. Пульс под сотню. Давление до 150 повышается. Но иначе быть не может, потому что они были в невесомости, и этих 15 минут от раскрытия парашюта до посадки недостаточно для адаптации организма. Но последующие замеры, которые мы делаем в палатке, уже близки к норме. А когда космонавтов эвакуируют в вертолётах на аэродром в Караганде, они, как правило, спят. Мы специально привозим им наушники, которые убирают вредный шум.

– Хоть что-нибудь на Земле можно сравнить с теми нагрузками, которые испытывают космонавты на орбите?

– Тренировки, которые они проходят в Центре подготовки космонавтов имени Гагарина, приближены к таким нагрузкам. Иногда даже превышают их, делаются «с запасом». Так было, в частности, для первых космонавтов – не знали же как,  сколько и чего там будет. Им давали такие перегрузки, что не все это выдерживали. Сейчас уже так над людьми не издеваются, но всё равно осталась и центрифуга, и другие тесты. Есть специальная гидролаборатория в ЦПК, где моделируется невесомость. Ведь плавание под водой и невесомость отчасти похожи. Там в бассейне стоит макет станции и навыки внекорабельной деятельности в открытом космосе космонавты в скафандрах отрабатывают под водой. Тренировки по работе в условиях невесомости проводятся в летающей лаборатории – самолёте ИЛ-76. Самолёт делает «горку» – набор высоты – и потом снижение, и в это время на 30 секунд возникает невесомость. Потом он снова набирает высоту и в несколько заходов происходит тренировка.

– Организм космонавта в невесомости меняется?

– В невесомости возникают гемодинамические нарушения, то есть нарушения движения крови по сосудам. Начинается мышечная атрофия, потому что нет нагрузок. Лучевое воздействие они испытывают, хоть оно и не превышает допустимых доз. Идёт вымывание кальция из костей. И очень много других процессов. Поэтому у них там есть специальный комплекс тренажёров, чтобы этих нарушений не допустить. Тренировки дают возможность быстрее адаптироваться после полугодового или даже годового полёта.

– Готовы ли космонавты к дальним полётам? На Луну, например.

– Космонавты готовы. ИМБП проводил соответствующие исследования. У нас же один космонавт полтора года летал, доктор, кстати. Но техника не готова. Там ведь главной проблемой становится защита от космической радиации. И если лететь, скажем, на Марс, то защита нужна больше. Человек выдержит. Аппарат долетит. Но надо же ещё, чтобы человек был работоспособным на выходе и живым возвратился. Вот я в прессе читал, несколько человек заявили, что добровольцами готовы лететь на Марс и там остаться во имя науки. Считаю, что нормальные, здравомыслящие люди на это пойти не могут.

 

...И о погоде

– Некоторые казахстанцы считают, что когда на территории нашей страны взлетают ракеты или садятся космонавты…

– Я даже угадаю, о чём хотите спросить. Считают, что аппараты пробивают дыру в озоновом слое.

– Да, и что от этого голова болит…

– И погода при этом меняется, причём всегда в худшую сторону… Это миф! Ну, во-первых, диаметр ракеты очень небольшой, и пробить ею «дыру» невозможно. Это никак не может быть климатическим оружием. А спускаемый аппарат вообще в масштабах планеты ничтожно мал – вы же видели его. Ну какую он дыру пробьёт, что вы. Просто когда-то так совпало, кто-то заметил, кто-то потом запустил в народ. У меня был такой случай, когда я учился в академии в Ленинграде. Приятель пришёл и сказал: «Слышал? Эдита Пьеха умерла. Вчера был концерт её памяти». Слухи пошли по городу моментально. А оказалось, что это был концерт памяти Эдит Пиаф. Имена похожи – один недослышал, другой подхватил. Так я был сам свидетелем того, как рождаются слухи. Вот и с этим озоновым слоем: кто-то, может, пошутил, а все приняли за чистую монету. Даже передача недавно была, где учёные специалисты высокого ранга говорили о том, что этого быть не может. 

 

Экстремальные условия

Во время проведения спасательных мероприятий случалось всякое. Но благодаря профессионализму, решительности, находчивости и отваге людей, которые задействованы в этом процессе, удавалось проблемы решить.

В 1976 году на озеро Тенгиз в Казахстане впервые в истории советской пилотируемой космонавтики приводнился спускаемый аппарат «Союз-23». Посадка на озеро произошла глубокой ночью в снежном буране.

– Погоды не было, забирать аппарат запретили, – рассказывает Николай Махов. – Командир вертолёта МИ-6 полковник Николай Чернявский, его уже нет среди нас, на резиновой лодочке подплыл к нему. И сидел там до утра, вёл переговоры с космонавтами, поддерживал связь. Вентиляционные люки волна забивала льдом, и он пальцами лёд выковыривал. Пальцы отморозил. Нет, пальцы не ампутировали, но вторая степень обморожения была. Утром вертолётом аппарат подцепили и вытащили на берег. Так вот потом начальство решало: Чернявского наградить или наказать? Часто ведь так бывает, что те, кто молчал в экстремальной ситуации, начинают оценивать, правильно всё прошло или неправильно только тогда, когда всё хорошо кончилось. Почему, мол, командир экипажа бросил вертолёт и туда поплыл? С другой стороны, он же подвиг совершил. Никто другой-то не поплыл. И пришли к выводу – и не наказывать, и не поощрять. Был ещё нештатный случай, когда во время пурги и плохой видимости вертолёт сел возле спускаемого аппарата и подломил одну ногу, в результате не мог эвакуировать космонавта. Пришлось проводить эвакуацию в течение ночи на поисково-эвакуационной машине.

А однажды, рассказал Николай Махов, когда он уже был начальником бригады, шёл разлёт вертолётов, у вертолёта с медперсоналом уже винт крутился, и вдруг р-раз – и перестал. Командир вышел, злой: отлетались, редуктор полетел. 

– А у нас же всё медицинское оборудование, мы же основные. И я за всё это ещё и отвечаю! Благо, я в этом полку раньше служил, всех знал. Я к командиру вертолёта, который ещё не успел взлететь: – Место есть? – Есть. – Давайте грузите. – Да я уже запустился! – Успеем! И мы успели выгрузиться и загрузиться на другой вертолёт, прилететь и отработать так, что никто ничего не заметил. А там у нас присутствовал начмед округа, который всё хронометрировал. Спросили у него: «Ну как?» – «Вы все нормативы перекрыли!» И пообещал нас наградить. Но не наградил…

Была и нештатная посадка, когда у космонавта на орбите начались проблемы с почками (впоследствии оказалось – камень). Все службы отработали эту незапланированную, нештатную посадку безупречно – потому что профи.

Юлия ВЫСОЦКАЯ.

Фото автора и Алексея ЛОГИНОВСКИХ.

 

 

Добавить комментарий

Сообщение в редакцию